| Фотография |  |
| Фамилия имя отчество | Адамова (Ященко) Надежда Антоновна |
| Дата рождения | 1932г.р |
| Место рождения
(Область, населенный пункт) |
— |
| Место проживания в момент начала войны | — |
| Наличие медали «Дети войны» | — |
| Самое яркое воспоминание
военных лет
|
Мне было 9 лет, многого не понимала, но детская память, как губка, все впитывала. Забрали сельчан, в чем они были, не дав никому взять ничего из вещей. Братик на руках у матери сильно плакал, я не выпускала из кулака материнский подол юбки. Привезли нас в Витебск, к вокзалу. Крик. Плач. Все обнимались, рыдали, будто понимали, что прощаются навсегда. Под охраной солдат и собак повели к составу. Прикладами затолкали всех в крытые товарные вагоны и повезли в неизвестном направлении. Народу было в вагоне столько, что полежать не было возможности. Даже сидя некуда было протянуть ноги. Но чем больше дней ехали, тем становилось просторнее: умирали в первую очередь дети, расставались с жизнью взрослые. Сколько дней ехали неизвестно. Наконец-то дорога закончилась. Привезли нас в Польшу, и какое-то непривычное название маленького городка — Освенцим — сразу врезалось в память. Большое пространство окружено колючей проволокой, а там длинные здания — бараки. Но сначала остригли наголо и повели в баню. В предбаннике каждый должен был пройти болезненную процедуру выкалывания номера на руке. Нумеровали всех подряд, даже грудных младенцев. Длинный барак, трехэтажные нары, затхлый воздух. Я после того, как нас остригли и переодели в полосатые робы, не узнавала своих односельчан и даже маму первое время узнавала только по рукам — ласковым, добрым. Деревьев поблизости не было. Кругом голо и серо. И какой-то неприятный запах дыма. От него першит в горле и щиплет глаза. Постоянно хотелось есть, вши, клопы кишели между досками нар, от укусов чесалось все тело. Одежда была одна на все времена года — полосатая роба. Трудно сказать, когда это случилось: сначала мне сказали о смерти брата, потом о смерти сестры, а потом о том, что маму сожгли в крематории. О том, что здесь сжигают людей, я уже знала. Знала потому, что многих из деревни перестала встречать. Но когда узнала о смерти мамы — упала в беспамятстве. Очнулась в лазарете. Сколько там пролежала — не помню. Мне стало все безразлично и даже не страшно. Раз нет сестренки, братика, мамы, то зачем мне жить? Последующие дни прошли как в тумане — не осталось в памяти ни горя, ни боли, словно застыла в твердой оболочке душа, а ноги, руки двигались сами по себе. Даже холод и голод ощущались не так остро, как раньше. Ела машинально — суп, который выдавался один раз в сутки, выпивала стакан чая, подкрашенный травками. Очнулась только в 1945 году, когда лагерь освободили войска Первого Белорусского и Первого Украинского фронтов. Чем-то близким и родным, давно забытым повеяло на меня, когда заросший дядька поднял мое худенькое тело, прижал к гимнастерке и плакал, что-то говоря на родном белорусском языке. Вот тогда и я словно проснулась, заплакала. Помню, как кормили нас печеньем, конфетами, кашей, как взрослые мужики искали детскую одежду, чтобы снять с нас ненавистную полосатую робу. Это было уже похоже на ту жизнь, которую я знала раньше. |
| Дополнительная информация, которую вы хотели бы разместить | Проживает в Калужской области город Мещовск |